Сервилия

Продавец поленты

Горячая, продажная полента!
Кому поленты? Прямо с очага
богини Форнакс!

(Останавливается перед гражданами.)

Велокс и граждане

Мы уж закусили.

(Продавец поленты проходит дальше. Цветочница с корзиной цветов подходит к гражданам.)

Цветочница

Не купите ль, граждане, гиацинтов?
Сама рвала сегодня на заре!

(Афер даёт ей монету.)

Мелла и граждане

Иди, дитя.

Цветочница

(к Аферу)
Храни тебя Юнона!

(Отходит в сторону.)

Фиалки, гиацинты, анемоны!

Велокс и граждане

Однако здесь неловко... Отойдём
к дверям Сорана.

Мелла и граждане

Там нас не увидят.

(Вместе с Афером, Велоксом и Цестом отходят к дому Сорана. Форум заполняется народом. Женщины и дети теснятся с амфорами у водоёма. Вокруг Продавца поленты собирается толпа оборванцев.)

Афер

Граждане!
Никакого нет сомненья:
готовится донос на лучших граждан.
Презренный Гиспо умысел таит
в душе своей на нашего трибуна
Валерия.

Мелла и граждане

На нашего любимца?

Цест

На нашего защитника патрона?

Мелла

На отрасль дома Рустиков?

Велокс и граждане

На друга сенатора Тразеи?

Афер

На него.
И не один трибун Валерий Рустик,
а все друзья народа и трибуна:
Гельвидий Прииск, Монтан, Паконий,
Соран, Тразея — все погибнут
невинной жертвой лживого доноса.

Велокс, Мелла и граждане

Да, это правда...
Что ж мы будем делать?

Цест

Я Гиспо задушу.

Афер

Нет, не теперь; пока он будет нужен.

Велокс

Что же медлить?

Мелла

Предупредим патронов поскорее.

Велокс

Пойдём, пойдём. И так на нас все смотрят.

Мелла

Сойдёмся здесь же завтра утром...

Велокс, Мелла и граждане

Vale!

(Велокс и Мелла уходят. Афер садится на скамью у дома Сорана. Цест задумчиво стоит поодаль. Граждане идут к форуму, который заполняется входящими отпущенниками, преторианцами, музыкантами, гладиаторами и рабами. Вдоль портика ставят скамьи. Входит Старик, покрытый рубищем. Он с трудом передвигает ноги и выглядит очень уставшим. Подойдя к скамье, на которой сидит Афер, он останавливается в нерешительности.)

Афер

(к Старику)
Отдохни, старик!

(Встаёт. Старик не двигается.)

Садись, садись. Ты, верно, издалека!

(Старик в изнеможении опускается на скамью и закрывает лицо руками.)

Не хочешь ли с дороги освежиться?
Пойдём со мной вот в этот термополий.

(Старик отрицательно качает головой. Афер подаёт ему кошелёк.)

Смотри! Ты обронил свой кошелёк.
Вот он.

(Старик отводит руку Афера.)

Спасибо, добрый человек!

(Афер, недоумённо посмотрев на Старика, отходит в сторону. Слышится звук трубы. Входит Глашатай, одетый Меркурием. В руках у него серебряная труба и кадуцей. Он трубит три раза.)

Глашатай

Божественный наш кесарь Нерон-Август
послал меня к вам, римские граждане,
глашатаем своей священной воли.

Народ

Да здравствует наш кесарь Нерон-Август!

Глашатай

Внемлите мне: по случаю торжеств
и шествия в честь праведной Минервы
божественный наш кесарь Нерон-Август,
желая с вами радость разделить,
велел открыть для игор и для зрелищ
театр и цирк на все панафенеи.

Народ

Да здравствует наш кесарь Нерон-Август!

(Глашатай уходит в форум. Оттуда слышится звук его трубы.)

Преторианцы

Хвала Нерону-Августу, вождю
непобедимых римских легионов!
Да здравствует наш кесарь Нерон-Марс!

Народ

Да здравствует наш кесарь Нерон-Марс!

Гладиаторы

Он льва задушит голыми руками!
Да здравствует наш кесарь-Геркулес!

Народ

Да здравствует наш кесарь-Геркулес!

Музыканты

Он голосом божественным и лирой
вливает жизнь в бездушную природу
и камни в трепет сладостный приводит!
Да здравствует наш кесарь-Аполлон!

Народ

Да здравствует наш кесарь-Аполлон!
Наш кесарь Нерон выше всех богов:
он весь Олимп в себе соединяет.
Хвала ему!
Давно ли нам безверие грозило?
Давно ли ложное учение с Востока
умы людей собою заражало,
и деревом ветвистым разрасталось,
и тень свою бросало на Олимп?
Но кесарь поднял страшную секиру
и древо ядовитое срубил до корня...

(Входит Гиспо.)

Гиспо

А не вырвал с корнем вон!

Афер

Опять закаркал этот чёрный ворон!

Гиспо

И знает ли божественный наш кесарь,
что христиане снова появились?

Народ

Где? В Риме?

Гиспо

Нет, под Римом... в катакомбах.

Народ

Губители младенцев? Христиане?
Они наслали голод и болезни!
Зажгли наш Рим!
Мы помним эту ночь, когда наш кесарь
для празднества открыл свои сады
и осветил их небывалым светом;
мы помним, как на кольях и цепях
живые факелы горели!

Гиспо

Много сгорает каждый вечер мотыльков,
но остаётся больше... Я не знаю,
откуда появились христиане, —
с крестов, с костров, из челюстей зверей,
из недр земли, а, может быть, из Рима;
но христиане, или тени их,
сбираются вседневно в катакомбах,
и ежели...

(Замолкает, увидев, что на террасе дома Сорана появляется Сервилия в сопровождении Антонии и двух невольниц. В руках у невольниц кошницы цветов. Покрывало Сервилии откинуто назад, в распущенные волосы вплетены крупные нити жемчуга.)

Народ

Ты что же замолчал?

Гиспо

Кто это?

(Движением головы указывает на террасу.)

Народ

Дочь сенатора Сорана Сервилия.

Гиспо

Молва не обманула: красавица!

Народ

И скоро Гименей
свой жертвенник зажжёт для этой нимфы
и для Тразеи.

Гиспо

Что вы говорите!
Он в деды ей годится.

Народ

Это воля её отца...

(Возвращается Глашатай. В руках у него знамя Минервы с бронзовой совой. Народ расступается перед Глашатаем и пёстрым поясом охватывает форум.)

Глашатай

Граждане! Места! Места!
Священная процессия идёт.

(На священной дороге показывается шествие канефоров. Впереди идут маститые старики с оливовыми ветвями, за ними воины, вооружённые копьями и щитами, за ними юноши и девы. Девы несут на головах священные корзины; их сопровождают невольницы, одни с опахалами и складными седалищами, другие — с возлияльниками, наполненными водою и мёдом. За ними следуют музыканты, рапсоды и вооружённые с ног до головы плясуньи. За плясуньями движется корабль, на котором развевается лёгкий парус с изображением победы Минервы над титанами. Корабль окружён жрецами. Шествие медленно обходит вокруг форума.)

Девы и юноши

О, Афина миродавица,
дщерь Зевса лепокудрая!
Благодарные народы
про тебя сложили оды
и поют их в честь твою.
Олимпийская красавица,
непорочная, премудрая!
Ты оливу прорастила,
ты титанов поразила
в сокрушительном бою.

(Дойдя до дома Сорена, шествие останавливается. Плясуньи начинают воинственную пляску, представляющую битву Минервы с титанами и её победу над ними. Сервилия, Антония и невольницы бросают с террасы цветы. По окончании пляски шествие направляется к храму Минервы, чтобы положить там парус священного корабля.)

Мужи, старцы убелённые,
девы, юноши стыдливые —
все твоей опоры просят,
все на жертвенник приносят.
Приими дары смиренные,
ниспошли нам дни счастливые,
да навеки, Титанида,
нас победная эгида
и копьё твоё хранят!

(Шествие входит в храм Минервы. Гиспо и народ окружают Старика.)

Народ

Посмотрим, что за странный человек.
Прирос к скамье, как мох седой к утёсу.

(к Старику)
Го! Старый Фавн! Ты умер или жив?

(Старик не двигается.)

Не глух ли он? Не слеп ли?
Просто дремлет...

(Гиспо бьёт Старика по плечу.)

Гиспо

Эй!

(Старик поднимает голову.)

Старик

Я не сплю, но сон тяжёлый вижу.

(Величественно встаёт со скамьи.)

Народ

Не тронь его; ты видишь — сумасшедший!

(Гиспо боязливо отходит. Сервилия внимательно наблюдает. Старик поднимает глаза к небу.)

Старик

Благодарю тебя, всесильный Боже!
Мой час настал...

(к народу)
Зачем вы здесь, безумцы?
Что за потеха Вельзевула?

Народ

Он бредит... Что такое он сказал?
Какого Вельзевула?

Старик

Сатаны!

Народ

Он, верно, варвар — скиф или парфянин.
Старик! Твои слова нам не понятны.
Кто эти Вельзевул и сатана?

Старик

О, чада тьмы!.. Слепотствуя во мраке,
ходя в грехе и рабствуя греху,
вы своего не знаете владыки!

Народ

Мы кесаря владыкой признаём!

Старик

Владыка ваш не кесарь-сатана,
исконный враг добра и благодати;
вы — воинство позорное его!

Гиспо

Вы слышали, граждане, этот нищий
поносит нас и гласно уличает
в измене кесарю...

Старик

О, злое племя!

(Подходит к водомёту Дианы. Народ расступается перед ним.)

Народ

Оставь его, он точно сумасшедший.
Никто в рассудке здравом не посмеет
на форуме так дерзко говорить...
Не нам судить, где боги осудили...

Старик

Кто осудил?.. Какие боги?.. Боги!..
Их нет, слепцы!
Один есть Бог всесильный,
но вы его не знаете, безумцы!
Ваши боги...
Вот ваши боги!

(Разбивает посохом изваяние Дианы.)

Мрамора осколок...

(Народ берёт камни и яростно устремляется на Старика. Сервилия закрывает лицо руками.)

Народ

Смерть, смерть ему! Каменьями его!

Велокс, Мелла и граждане

(за сценой)
Да здравствует трибун Валерий Рустик!

(Народ останавливается в нерешительности. На форум въезжает колесница, окружённая конными воинами; на колеснице трибун Валерий Рустик.)

Афер и Цест

Да здравствует трибун Валерий Рустик!

Народ

Трибун, трибун Валерий!

(Валерий соскакивает с колесницы.)

Валерий

Что такое?
Ножи, каменья...

(Указывает на Старика.)

Что за человек?

(Сервилия подбегает к перилам террасы.)

Сервилия

Трибун!

(Валерий быстро оборачивается. Увидев Сервилию, он почтительно наклоняет голову.)

Спаси несчастного безумца!
Не дай пролиться крови у порога
сенатора Сорана!

Валерий

(к народу)
Успокойтесь!
Что сделал вам старик?

Народ

Он святотатец!
Не признаёт всеправедных богов!
Разбил кумир Дианы светозарной!..
Гляди...

Валерий

(к Старику)
Кто ты, безумец дерзновенный?

Старик

(смиренно)
Я грешный раб спасителя Христа.

(Гиспо и народ бросаются на Старика.)

Народ

Христианин! Зверь! Аспид ядовитый!
Каменьями! В клочки его.

Валерий

Назад!

(Гиспо и народ останавливаются.)

Забыли вы, что нет самоуправства,
что только кесарь наш имеет право
на жизнь и смерть?

(к воинам)
Возьмите старика.

(к Старику)
Послушай, нечестивый изувер!

(Указывает на Сервилию.)

Тобою оскорблённая богиня
прияла образ благородной девы
и чистым словом непорочных уст
спасла тебя на краткий миг от смерти,
чтобы ты мог раскаяться...

(Сервилия стыдливо опускает покрывало и медленно удаляется с Антонией и невольницами.)

Но знай:
Юпитер сам простить тебя не может;
тебя ждёт казнь...

(Воины связывают Старику руки.)

Народ

На виселицу, в цирк!
Под когти тигра! В челюсти гиены!
На крест! На раскалённую решётку!

Старик

Идём, я жажду лютой смерти!
Всесильный Боже, мне, рабу,
дозволь сподобиться мучений,
твоё святое имя славя!

Паконий

Я продолжаю. Мы остановились
на том, как я явился к Мессалине,
чтоб разузнать подробней о доносе.

Монтан

Но расскажи нам, почему Валерий
сам не хотел наведать Мессалины?

Паконий

С недавних пор Валерий сам не свой,
на форуме и днюет и ночует;
стал бледен, худ, угрюм и молчалив,
как жрец Изиды.
Но прошу вниманья!
Я позабыл сказать, что Мессалина
нас принимала в перистильном гроте,
откуда только перед нами вышел
ваятель Главк. Он лепит с Мессалины
для кесаря статую Амфитриты...
Представьте грот из накра и коралла,
причудливо раскинувшего ветви;
в ветвях дробятся струйки водомётов,
и впутались растенья водяные.
Представьте, в благовонном полумраке,
на ложе, мхом искусственно поросшем,
обрызганном росинками жемчужин,
в венке из нежнолиственных нарциссов
владычицу седого океана.
Она на свежем ложе приподнялась
и выжимает воду из волос.
А волосы так мягки и волнисты,
что, кажется, прольются сквозь персты
и утекут с водою по помосту.
Богиня улыбается. Одежда
прозрачными струями обвивает
изгибы лёгко трепетного стана
и отбегает только от ноги,
как пена, белой, смело обнажённой,
во всей её скульптурной красоте,
до самого колена... Обаянье!
В глазах темнеет... Вот вам Мессалина.

Монтан

Ого, Паконий! Что за красноречье!
Не хочешь ли ты сделаться тритоном
богини моря?

(Входит Эгнатий.)

Паконий

Вот и наш Эгнатий!

Монтан

Да будет твой приход благословен!
Поторопи Пакония рассказом;
он нас морит хвалами Мессалине,
а до сих пор о деле ни полслова.

Паконий

Я буду краток. Если б Мессалина
к Валерию приязни не питала,
мы были б все обвинены сенатом.

Эгнатий

Благодари не Мессалину — Цеста!
Послушайте!

(Развёртывает свиток и читает.)

«Претории префекту
Софонию Либелле Тигеллину.
Я, римский гражданин Авидий Гиспо,
по долгу гражданина объявляю,
что римские сенаторы Тразея,
Соран, Монтан, Гельвидий и Паконий,
трибун Валерий Рустик и клиенты
его граждане Велокс, Цест и Мелла,
а больше всех отпущенник Эгнатий
и римский гражданин Фульциний Афер
замыслили измену против Рима.
Всё сказанное клятвой подтверждая,
могу представить должные улики.
Авидия Домиция сын Гиспо».

Гельвидий, Монтан и Паконий

Что это значит?

Эгнатий

Значит то, что Гиспо,
сам намарав безграмотный донос,
отправился с ним вместе с Тигеллину
сегодня рано утром. По дороге
он встретил Цеста; тот своей рукою
сдавил ему неосторожно горло,
сказать точнее, — просто задушил.
На крик Авидия народ сбежался,
а Цест успел мне свиток передать.

Гельвидий

Друзья мои, нам нужно хлопотать
о личной безопасности: сегодня
спасёмся мы, а завтра не спасёмся.
Чего хотим мы? Свергнуть Тигеллина?

Монтан, Паконий и Эгнатий

Не мы одни, весь Рим того желает!

Гельвидий

Для этого нам надобно представить,
что Тигеллин лишь временщик корыстный
и кесаря лик светлый от народа
своею мрачною фигурой заслоняет.
Эгнатий нам составит протокол,
а мы его подпишем, обязуясь
пред кесаря предстать с глаголом правды.
Согласны вы?

Монтан, Паконий и Эгнатий

Согласны!

Эгнатий

Решено ли?

Гельвидий, Монтан и Паконий

Пиши, Эгнатий, кратче и сильнее.

Паконий

Всё сказано?
Так, стало быть, мы можем,
покончив деловые разговоры,
трапезою отпраздновать удачу.

(Хлопает в ладоши. Входят рабы с возлияльниками, блюдами и венками и музыканты и музыкантши с флейтами, лирами и тимпанами.)

Друзья, прошу вас всех возлечь на ложа,
ad libitum!

(Вместе с Гельвидием, Монтаном и Эгнатием размещаются на ложах. Рабы, надев им на головы венки, подают сосуды с водою и длинные платы.)

Теперь настало время,
трапезные начатки отделив
для алтаря Дианы светозарной,
наполнить кубки искромётным соком
и тихую беседу повести за вечерей.

(к рабам)
Готовьте возлиянья!

(Рабы уносят сосуды с водой и совершают возлияния перед серебряной статуей Дианы, поставленной на серебряном подносе.)

Подать нам свежих устриц, а ритоны
налить фазосским с аравийской миррой!
По капле нектар Фазоса впивая,
мы будем слушать музыку.

(Стол накрывают различными кушаньями. Входит архимагир с золотым блюдом; на нём устрицы. Виночерпий наливает их пратеры тяжёлый кубок и коленопреклоненно подаёт его Паконию. Рабы подносят устриц ни финифтяных блюдах и подают Паконию, Гельвидию, Монтану и Эгнатию питейные рога.)

Благословите, Гигия и Бахус!

Гельвидий и Эгнатий

Благословите, Гигия и Бахус!

(Музыканты играют.)

Гельвидий, Монтан, Паконий и Эгнатий

(Поют.)

Краснолиственною розой
наши главы увенчаем
и нальём с весёлым смехом
в чаши нектар винограда.
Пьёт земля сырая,
землю пьют деревья,
воздух пьют моря,
из земли пьёт солнце,
пьёт из солнца месяц;
что ж со мною спорить,
если пить хочу я,
милые друзья!

(Музыканты прекращают игру.)

Паконий

(к Монтану)
Ты не прочтёшь ли нам стихов в честь Вакха?

Монтан

Охотно. Я припомнить постараюсь
стихотворенье одного поэта.

Гельвидий, Паконий и Эгнатий

Без имени? Мы, впрочем, догадались.

Паконий

Читай же нам под музыку.

(Хлопает в ладоши. Музыканты играют.)

Монтан

Вакх вечно юный! Я днесь на алтарь твой набросил
ветвей зелёного лавра, и агничий тук возложивши,
облил пурпурным вином и возжёг тебе скромную жертву,
жалкий безумец! Доселе вполне я не ведал
силы твоей животворной, о, сын светлоокой Семелы!
Жил я без цели, пока не видал Эвриноны.
Сидя недавно под сенью оливковой рощи,
слушал я оргии шумной далёкие звуки.
Вдруг предо мною, еленице стройной подобно,
тихой беззвучной стопою прошла Эвринона.
Быстрая пляска и сок виноградный её утомили;
тихо склонилась она на траву и заснула.
Млея от страсти, я видел, как тирс из руки её выпал,
как постепенно скользя из-под тигровой кожи,
млечной волной выбегали упругие плечи,
как раскрывались уста и манили лобзанья.
Жалкий безумец! Доселе вполне я не ведал
силы твоей животворной, о, сын светлоокой Семелы!

(Музыканты останавливаются.)

Гельвидий

Вакханки Греции поистине прекрасны,
прекрасны тож и римские менады,
увёртливы как птички полевые,
с запястьями на трепетных руках,
с тимпаном над кудрявой головою.
Глядеть бы век!

Паконий

Да вот они. Глядите!

(Хлопает в ладоши. Входят менады и начинают пляску. Вбегают взволнованные рабы. Пляска прекращается.)

Рабы

Пожар, пожар! Горит библиотека!

(Забирают сосуды, столовую утварь и приборы. Вместе с менадами и музыкантами устремляются к правому выходу и убегают. Несколько ламп угасают от движения воздуха. Сквозь левую дверь начинает пробиваться дым.)

Паконий

Однако что-то сильно пахнет дымом!
Пора уйти.

(Встаёт и подходит к дверям.)

Но двери заперты.

Эгнатий

Поверьте, это дело Тигеллина.

Гельвидий, Монтан и Паконий

Что ж делать? Выбить двери?

Эгнатий

Не трудитесь!
Со мной есть ключ от всякого замка.

(Отпирает двери и просовывает в них голову.)

Но тише... тише... никого...
Бегите!

Гельвидий, Монтан и Паконий

Эгнатий, ты спасаешь нас вторично.

(Уходят вместе с Эгнатием. Дым густеет. Эгнатий возвращается, подбегает к статуе Гигии и два раза ударяет по её подножью. Статуя сдвигается с места и открывает потаённую дверь. Из этой двери в столовую входит Тигеллин. Эгнатий целует полу его тоги.)

Эгнатий

Будь счастлив, благородный Тигеллин!

Тигеллин

Всё удалося?

Эгнатий

Лучше чем я думал.

Тигеллин

Подробности ты дома мне расскажешь.
Скажи мне только о самом себе.
Без цели ты мне предан быть не можешь.
Ты бескорыстен, вовсе не тщеславен;
какая страсть твой разум окрыляет?
Месть... жажда власти... ненависть?

(Пристально смотрит на Эгнатия. Тот склоняет голову, потом решительно поднимает глаза на Тигеллина.)

Эгнатий

Любовь!

Антония и невольницы

(Поют.)

Расчешися ты, руно,
в пряди волокнистые,
навивай, веретено,
нитки серебристые!
Мы кудели напрядём,
мы основу наснуём,
станем брачные туники
ткать для юной Эвридики.

(Сервилия вздрагивает и перестаёт прясть. Из приёмной выходит Соран, подходит к Сервилии и целует её. Она встаёт и обнимает Сорана.)

Сервилия

Carissime!

Соран

Ты — истая квиритка:
прядёшь под песни мамки и невольниц.

Сервилия

Мне было грустно...

Соран

Молодым девицам и грустно перед радостью.

(к Антонии и невольницам)
Уйдите!

(Антония и невольницы уходят.)

Сервилия! Ты знаешь, что под старость
судьба меня утешила нежданно.
Ты знаешь, что Тразея удостоил
тебя своим вниманьем и желает
назвать супругой?
Что же ты молчишь?

Сервилия

Я знаю...

Соран

Время смутное настало;
гонения и тайные доносы
распространили повсеместный ужас.
Я стар и хил... Тебе нужна опора.
Тразеи имя — символ благородства,
и мудрости, и твёрдости геройской.
Я пригласил сенатора Тразею,
чтоб кончить дело — чем скорей, тем лучше.
Приготовляйся к брачному обряду.

Сервилия

Отец!.. Послушай... Ох, как тяжело!
Послушай... Неужель тебе не жалко
с Сервилией твоею расставаться?
Я молода... О, дай мне подышать
твоей любовью и беспечной волей.

Соран

О, дочь моя! Стыдися отвечать
словами неразумного ребёнка
на речи задушевные...

Сервилия

Постой!
Ложь уст моих ещё не оскверняла.
Перед тобой я разрываю грудь
и обнажаю трепетное сердце,
гляди в него!.. Ты мудр и прозорлив;
гляди в него!.. Ты видишь ли, как крепко
его тоска холодная сжимает?
Предчувствием беды неотразимой
моя душа тревожная полна...
Ты знаешь ли? Меня и днём и ночью
преследует повсюду чудный призрак:
ты помнишь, тот старик-христианин...
Он на меня приветливо глядит
и на небо рукою указует...

Соран

Утешься: твой загадочный фанатик
исчез вчера из городской тюрьмы,
и не один, а вместе с старым Цестом.

Сервилия

(живо)
Он спасся! Да хранит его Юпитер!

Соран

Вот точно так, поверь мне, убегают
из головы все призраки. Исчезнут, —
и разума светильник возгорится,
и ты его лучами озаришься,
назвавшися супругою Тразеи.

Сервилия

Не поминай мне имени Тразеи!
Да!.. Я должна во всём тебе признаться.
Мне кажется... что я люблю... другого.

(Падает на колени.)

Отец!.. Убей и прокляни меня,
или спаси и вырви страсть из сердца!
О, пожалей Сервилию твою!

(Соран поднимает Сервилию.)

Соран

Безумное, безумное дитя!
Ты слов своих сама не понимаешь.
Любовь — недуг прилипчивый души;
ты не могла любовью заразиться,
любить ещё не можешь и не любишь.

Сервилия

Я не могла? Я не могу любить?..
Я не люблю?..
Не смейся надо мною.
Спаси меня! Спаси, отец!..

(Рыдает.)

Соран

Опомнись!
Сервилия, о, что с тобой?

(Входит Раб.)

Раб

Сенатор Тразея.

Соран

Проси его сюда.

(Раб уходит.)

Сервилия! Я даром слов не трачу!
Сегодня, знай, судьба твоя решится...
Оденься и скорее приходи.

Сервилия

Приду. А ты, отец, скажи Тразее,
что дочь твоя, Сервилия, клянётся
не быть его женою никогда!

(Уходит в уборную.)

Соран

Нет! Это — не ребяческий порыв,
а боль души растерзанной... Ужели
инстинкт сильнее разума и воли?

(Из приёмной выходят Тразея и Эгнатий. В руках у Эгнатия свиток, чернильница и тростниковое перо. Соран идёт навстречу Тразее.)

Привет тебе, учитель мой и друг.

Тразея

Привет тебе. Нам многое сегодня
придётся разрешить, мой старый друг!

Соран

Читал тебе Эгнатий протокол?

Тразея

Я сам прочёл; составлен он искусно.
Я первый подпишусь на протоколе.

(Берёт у Эгнатия свиток, кладёт на подножие одной из статуй и подписывает.)

Тебе, Соран.

(Передаёт свиток Сорану.)

Соран

За доблестным Тразеей
пускай теперь подпишут остальные...

(Подписывает свиток и передаёт его Эгнатию.)

Эгнатий

Теперь идти к Валерию?

Тразея

Не надо, Валерий не подпишет:
в неудаче нам надобно защитника иметь,
а кто ж надёжней защитить нас может?

Эгнатий

Но нет причин бояться неудачи:
за нас весь Рим.

Соран

Иди ж и не забудь,
что участь многих вверена тебе.

(Эгнатий целует руку Сорана и уходит.)

Тразея

Соран, твоя приязнь даёт мне право
на смелое и тяжкое признанье...
Ведь я пришёл с отказом.

Соран

От другого слова твои я принял бы, конечно,
за кровную обиду.

Тразея

Друг, послушай.
Я дочь твою люблю и почитаю,
как моего Валерия: сильнее
изобразить любви я не могу.
Но посмотри, Соран, на нас... Нельзя же
нам утешать себя с Анакреоном
и говорить, что к старческим сединам
пристала юная краса девицы,
как роза к белым лилиям!.. Подумай,
имею ли я право, начиная
борьбу за жизнь и смерть с временщиком,
связать свою загадочную участь
с судьбой твоей Сервилии прекрасной?
Скажу тебе: Валерий мой страдает
и гордое молчание хранит,
а мы — его страдания причина...
Сервилию он любит безнадёжно.
Я убедил Валерия прийти
сюда сегодня... Друг мой, неужели
мы, старики, уступим молодому
в величии и благородстве духа?

Соран

Тразея, друг мой, откровенность
питается правдивыми речами,
как родниками светлыми ручей...
Пойдём со мной, мой друг, в библиотеку
и кончим наш тяжёлый разговор.

(Уходит с Тразеей в библиотеку. Входит Сервилия. На ней белая одежда и прозрачное покрывало, прикреплённое к волосам алмазным убором матрон. Она подходит к цветам.)

Сервилия

Цветы мои! И вы, в палящий полдень,
и вы, краса венчания весны,
тоскливо опускаете головки
под знойными лобзаниями ветра;
но вас кропит рассветная роса,
вечерняя прохлада освежает,
и в полдень поливает вас рука
заботливой Сервилии... А сердце,
палимое огнём ревнивой страсти,
кропится только горькими слезами
и кровью обливается...

(Берёт у водоёма лейку и поливает цветы. Входит Валерий. Сервилия его не видит.)

Зачем же
богами чувство женщине дано,
когда свободу чувства отнимают
у ней судьба и люди?

(Ставит лейку у водоёма.)

Вся природа:
цветы, деревья, волны голубые
и птицы голосистые поют
хвалебный гимн праматери — Киприде,
а бедная Сервилия не может
назвать того, к кому душа стремится,
сказать: люблю, люблю тебя!

(Оборачивается и замечает Валерия.)

Валерий

Привет прекрасной дочери Сорана!

Сервилия

Благодарю...
Благодарю и случай,
который неожиданно привёл
к пенатам нашим дорогого гостя.

Валерий

Прости меня, Сервилия... Невольно
я прервал нить твоих мечтаний ясных.
И образ лучезарный их затмил,
как туча мимолётная невольно
лучи звезды вечерней затмевает.

Сервилия

Не ты, а я виновна и стыжуся,
что мой нестройный лепет долетел
до слуха благородного трибуна.
Смешны мужам меча и латиклавы
девичьи грёзы...

Валерий

Грёзы молодые
с душой девицы так же неразлучны,
как день и свет, как аромат и роза.
Смешно, когда мужчина станет грезить
о невозможном счастьи!

Сервилия

Я слыхала,
что для разумной воли человека
нет в мире невозможного.

Валерий

Не спорю;
но ты представь, что я случайно встретил
богиню в очертаньях смертной девы,
что красоты её не описать,
что вся она, как некогда Киприда,
слилася из волны морской и света,
что облик чудно-девственный сияет
невинно-величавой красотою,
а очи — небо пламенное Рима:
днём в них лазурь бездонная глядится,
а ночью зажигаются в них звёзды...
Невольной данью дивной красоте
во мне любовь безумная проснулась...
Безумная! И дерзостно забыл я,
что юная красавица — невеста,
и чья ж? Отца и друга моего!
Скажи теперь, Сервилия, свободна,
разумна ль воля у меня?

Сервилия

Валерий!
А если эта девушка не любит
и прежде не любила жениха?
И никогда женой его не будет.

Валерий

Сервилия, ты шутишь? Я не верю,
чтоб ты могла безжалостно шутить!

Сервилия

Я не шучу бессонными ночами,
я не шучу уныньем и тоской,
надежд мечтами,
любви слезами
и всей святыней жизни молодой.

Валерий

Сервилия! Клянуся грозным Стиксом,
никто и никогда так не полюбит,
и не любил, как я тебя люблю!

Сервилия

Я не шучу бессонными ночами,
я не шучу уныньем и тоской,
надежд мечтами,
любви слезами
и всей святыней жизни молодой.

(Входит Тразея.)

Тразея

Остановись, Валерий!
Тразея просит у тебя прощенья,
и у тебя, Сервилия! Под старость
глаза людей слабеют и не могут
сносить лучей дневных, не только блеска
сияющей и юной красоты...
Свою вину посильно я загладил.
Как твой отец, я для тебя, Валерий,
просил у друга моего, Сорана,
твоей руки, Сервилия! И друг мой
Соран ваш брак благословить согласен.

(Валерий обнимает Тразею.)

Валерий

Отец и друг!

Сервилия

Тразея благородный!
Валерий мой, люблю тебя,
ещё сильней люблю чем прежде.
Как сердце бьётся и горит!
Какое счастье боги дали!

Валерий

Люблю, Сервилия, тебя
теперь ещё сильней, чем прежде.
Как сердце бьётся и горит!
Какое счастье боги дали!

Тразея

Вопросы о душе нам разрешает
не наша философия — любовь.

(Входят Соран и Антония.)

Соран

(к Валерию)
Усыновлённик мудрого Тразеи
чужим из дома моего не выйдет.
Позволь же мне обнять тебя, назвавши
моим любезным и желанным сыном.

(к Антонии)
Ещё ребёнком матери своей
Сервилия моя навек лишилась,
и ты её собою заменила,
любезная Антония моя.
Пускай же при тебе свершится ныне
судьба твоей Сервилии любимой.

Антония

(к Сервилии)
Дитя! Моя приветливая нимфа.

Соран

(к Валерию)
Вот дочь моя! Тебе передаю
я власть мою над нею: будь ей мужем,
люби её, храни и защищай.

(Соединяет руки Валерия и Сервилии.)

Соран, Тразея и Антония

Пред тобой, верховный разум,
преклоняю я колена,
пусть твоё благословенье
над четой незримо реет.
Словно солнце, ясным взглядом
пусть ей жизнь оно осветит.
Пусть у них растёт высоко
кипарис над вертоградом.

Сервилия

Посмотри: Титана Солнце
в полном блеске колесница,
тучи тихо уплывают,
унося ненастья пору.
Статный крин благоухает
средь зелёной чащи леса.
Гордый крин средь славных римлян —
ты, жених мой, стройностанный.

Валерий

Посмотри: Титана Солнце
в полном блеске колесница,
тучи тихо уплывают,
унося ненастья пору.
И глядит сквозь чащу леса
роза, меж цветов царица.
Ты, невеста, средь красавиц
та же царственная роза.

(Входит Раб.)

Раб

Центурион!

Валерий, Соран, Тразея, Сервилия и Антония

Зачем центурион?

Раб

Не знаю...

Соран

Приведи его.

(Раб открывает дверь приёмной. Входит Центурион.)

Центурион

Граждане,
сенаторы Тразея и Соран!
От имени сената и народа
я послан вам обоим возвестить,
что вы и соумышленники ваши
обвинены в измене против Рима.

Локуста

«Отлить из воска малое подобье
того, над кем должны свершиться чары,
развесть огонь волшебный из ветвей
смоковницы, растущей на гробницах,
и похоронных веток кипариса;
в огонь волшебный бросить семь яиц,
окрашенных в крови могильной жабы,
совиных перьев, иберийских трав,
костей, отнятых у волчихи... После
дом окропить авернскою водою,
потом намазать ядом василиска
фигуру восковую, имярек,
и, сердце у неё пронзив иглою,
произносить: богиня тьмы и тайны...»

(Поспешно входит Эгнатий.)

Эгнатий

Идёт... боюсь, послушны ль будут духи?

Локуста

Заклятья властны только над врагами
исконными добра и правоты.

(Эгнатий уходит за занавес. Дверь атриума отворяется, и входит Сервилия, закутанная с ног до головы в тёмную имплювиату.)

Сервилия, приветствую тебя.
Чем я могу служить тебе?

Сервилия

Локуста!
Моё несчастье знает целый Рим.
Отец мой обвинён и оклеветан;
жених мой — где он, праведные боги?..
Узнать их участь и поднять завесу
грядущего — вот для чего пришла
к Локусте дочь несчастного Сорана.

Локуста

Грядущее нам веет из-под крыл
незримого, неслышного Сатурна,
а кто из нас полёт его изведал?

(Сервилия откидывает покрывало, снимает с шеи серебряный ковчежец и отдаёт его Локусте.)

Сервилия

Вот здесь мои венчальные уборы,
алмазы, жемчуг, геммы дорогие.
Прими их за труды свои в награду.

Локуста

Но знаешь ли, Сервилия, что я
должна покой могилы потревожить
и вызвать тень волшебницы Саганы.
Перед её бесплотными очами
минувшее сливается с грядущим
в один недвижный миг.
Ты можешь ли снести без содроганья
явленье тени?

Сервилия

Я не содрогнуся.

Локуста

Так жди. Сейчас я вся к твоим услугам.

(Уходит за занавес.)

Сервилия

О, боги! Укрепите робкий дух
и волю слабой женщины. Не праздность,
не дерзость, не пустое любопытство,
а чувство и любовь повелевают
мне преступить запретные пределы
и тленною рукою приподнять
таинственный покров нетленной жизни.

(Занавес отодвигается и открывает лабораторию Локусты, поднятую на две ступени выше приёмной. На полках и на столах видны в полумраке разные сосуды и вазы, человеческие черепа и кости, скелеты животных, металлические полоски с волшебными знаками и свитки папируса. На полу лежат медный щит, груды лавровых ветвей и ароматических растений. В одном углу механическая прялка с колесом, в другом — восковая фигура Гекаты, выкрашенная белою, чёрною и красною краской; в руках у неё бич и меч, обвитые змеёю. Посредине — треножник с пылающей жаровней. Локуста стоит с волшебным жезлом у треножника. Она подходит к Сервилии, чертит жезлом магический круг и вводит в него Сервилию.)

Локуста

Да будет так...
Теперь позволь тебя предупредить:
за этою чертою не властна я.
Не выходи из круга.

(Идёт обратно к треножнику и начинает бросать в огонь волшебные снадобья. Над жаровней вспыхивает синее пламя.)

Геката, Геката!
Я слышу, я знаю —
ты близко, ты близко:
приветствуют воем
тебя в новолунье
сторожские псы.
Геката, Геката!
Я в пламень бросаю
главу василиска,
и мирру с алоем,
и старой колдуньи
седые власы.

(Над жаровней поднимается дым. Локуста берёт медный щит.)

Символом созданья
и тайной природы,
подземная сила,
тебя заклинаю,
страшися, страшися
таинственных слов.
Полна обаянья,
я в тартара своды
щитом ударяю:
раскройся, могила!
Явися, явися,
Сагана, на зов!

(Ударяет в щит. Комната озаряется красным светом. В дыму появляется Призрак старухи.)

Призрак

Кто вызывал меня?

Сервилия

Подземный призрак!
Дочь римского сенатора Сорана
Сервилия осмелилась нарушить
подземный твой покой и умоляет
ответить ей.
Ответишь ли?

(Локуста повелительно протягивает жезл.)

Призрак

Спроси.

Сервилия

Скажи мне, где трибун Валерий Рустик,
мой верный друг и дорогой жених?
Скажи ещё: помилует ли кесарь
и защитит ли моего отца,
неправо обвинённого в измене
предателем и гнусным лицемером?

Призрак

На твой вопрос тебе ответит тот,
кого сама неправо обвиняешь.

(Исчезает. Занавес задёргивается, скрывая Локусту.)

Сервилия

Исчезла!.. О, как страшен мир загробный!
Коснись она меня — и я упала бы
бездушным трупом. Что она сказала?

(Подходит к аналогию и склоняет голову на руки.)

Я чувствую, что разум мой мутится.
Да... вспомнила... она мне говорила:
«На твой вопрос тебе ответит тот,
кого сама неправо обвиняешь».
Кого же обвиняю я?

(Из-за занавеса выходит Эгнатий.)

Эгнатий

Меня.

Сервилия

Эгнатий!

Эгнатий

Я, Сервилия, не бойся.
Я не врагом пришёл к тебе. а другом.

Сервилия

Какое лицемерие! Ты смеешь,
ты не стыдишься называться другом?

Эгнатий

Не знаю, ты готова ли прослушать
моё признанье, но от будущей беседы
зависит участь твоего отца.
Ты хочешь слушать?

Сервилия

Говори, Эгнатий.

(Садится.)

Эгнатий

Вообрази, что хмельная когорта
предательски нежданно тёмной ночью
напала на германское селенье,
зажгла его и грабит. Дикари
бросаются на грабящую шайку,
но трупы их валятся под мечами
на головни пылающих жилищ.
Младенцы, старики беспомощно убиты,
а молодые жёны и девицы
и отроки отведены в неволю.
Но перейду к себе. Как медвежонок,
похищенный ловцами из берлоги,
я грыз свои верёвки и кусался,
пока трёхдневный голод не осилил
моей природы. Нас пригнали в Рим
в ошейниках. Меня купил Соран,
и вот я в вашем доме поселился
невольником и жалким сиротою.

Сервилия

Не клевещи! Тебя родитель мой
не раздавил пятою, как змеёнка,
а отогрел у сердца своего.

Эгнатий

Но это сердце было мне чужое.
Моим очам внезапно представлялась
минувшего ужасная картина;
я сознавал, старался сознавать,
что должен быть Сорану благодарным.
Но вместе с тем я чувствовал, как сильно
в лице его всех римлян ненавижу.

Сервилия

Несправедливо мстить невинным людям
за свой тяжёлый жребий.

Эгнатий

Но однажды
я понял вдруг, что в жизни у меня
есть цель, что я её достигнуть должен.
Я к ней пошёл. Надежда засветилась
мне впереди звездою путеводной,
и жизнь моя осмыслилась.
Отпущенный на волю, получил
я звание и тогу гражданина.
Поняв интриги, я вовлёк Тразею
и стоиков в борьбу с временщиком.
Всё для чего? Чтобы добиться цели.
Пойми меня: два слова Тигеллину —
и твой отец оправдан.

Сервилия

Поняла.
Но самого тебя не понимаю.

Эгнатий

Сервилия! Ты можешь, если хочешь,
спасти отца твоим единым взором,
движеньем брови, лёгкою улыбкой.

Сервилия

Скажи, чего ты требуешь?

Эгнатий

Любви!

(Падает на колени.)

Сервилия

Будь проклят день, в который ты родился!

Эгнатий

Сервилия! Сервилия! Два года —
два века мук, страданий и борьбы.
Люблю тебя, ревную, умираю
от ревности, отчаянья и страсти.
Отец твой и Тразея — это жертвы
на алтаре любви моей к тебе.
Ты для меня единая богиня,
тебе одной я верю и молюся.
Взгляни: я след ноги твоей целую,
челом во прах склоняюся и плачу.

(Рыдает.)

Сервилия

Вот мой ответ: патрицианка,
невеста благородного трибуна
и любящая женщина не может
у ног своих без омерзенья видеть
предателя и подлого раба.

(Эгнатий встаёт.)

Эгнатий

Так знай же, горделивая матрона:
Валерий твой пал под рукой убийцы.

Сервилия

Ты лжёшь, презренный! Если бы Валерий
погиб, моё недремлющее сердце
расторглось бы на части.

Эгнатий

Утешайся!
Я поклялся, что ты отсюда выйдешь
моей женой, и не нарушу клятвы.

Сервилия

Я прежде череп разобью о стены,
чем до меня рука твоя коснётся.

Эгнатий

Пойми, что ты во власти у меня,
и не питай надежды на спасенье.
Согласья ждать готов я, здесь оставив
тебя одну. Размысли хорошенько,
одумайся, Сервилия!

(Уходит за занавес. Сервилия тушит лампу и подбегает к дверям атриума.)

Сервилия

О, боги!
Всё заперто... последняя надежда!

(Рыдает.)

Валерий мой, бесценный мой Валерий,
прости навек... Ещё одно мгновенье,
и смерть меня избавит от позора.
Но где же вы, всевидящие боги?
Спасите! Вас несчастье умоляет:
спасите от погибели! Да нет,
вы глухи, слепы.

(Дверь слева тихо отворяется, из неё выходит Неволея, в белой одежде, с факелом в руке.)

Неволея

Не зови богов, сестра моя Сервилия!

Сервилия

О, кто ты?

Неволея

Невольница Локусты Неволея,
сестра твоя о Господе.

Сервилия

Сестра?
Откуда ты? Зачем пришла сюда?

Неволея

Пришла спасти тебя во имя Бога.

Сервилия

Ты христианка?

Неволея

Я оглашена
и омываю горькими слезами
мои грехи.

(Указывает на дверь.)

За этой тайной дверью
есть тайный ход подземный в катакомбы.
Пойдём со мною. Чу! Шаги я слышу...

Сервилия

Веди меня! Тебе, Бог христианский,
Сервилия судьбу свою вручает.

(Уходит, сопровождаемая Неволей, в потаённую дверь.)

Сервилия и Неволея

(за сценой)
Тебе, Бог христианский,
Сервилия судьбу свою вручает!

Претор

Наш трибунал откроет заседанье
прочтением проекта наших действий
к искорененью стоицизма.

(Развёртывает свиток и читает.)

«Primo:
за присужденьем к вечному изгнанью
Пакония, Гельвидия, Монтана
собранье наше полагает вызвать
Тразея и Сорана, уличённых
в умышленной измене против Рима.
По вызове виновных, не стесняясь
неявкою Валерия трибуна
тринадцатого триба, прочитать
сенаторам Тразеи и Сорану
примерное решенье трибунала,
которое затем благоговейно
препроводить на суд и усмотренье
божественного кесаря Нерона!

(к консулам и сенаторам)
Свидетели явились.

(к Глашатаю)
Глашатай! Исполни долг!

(Глашатай подходит к перилам.)

Глашатай

Благоволят граждане
сенаторы Тразея и Соран
на суд явиться.

(Соран и Тразея выходят из-под арки и останавливаются перед перилами.)

Претор

Что скажет в оправдание Тразея?

Тразея

Тразея почитает униженьем
ответствовать на ложь и клевету.

Претор

Соран, тебе грозит ещё одно,
и важное по смыслу обвиненье,
в том, что дерзнул прибегнуть к заклинаньям
подземных сил и призывать на помощь
жильцов могилы.

Соран

Это клевета.

Претор

Благоволит прослушать трибунал
второй параграф нашего проекта.

(Читает.)

«Secundo: пригласить пред трибунал
дочь римского сенатора Сорана
Сервилию». — Явилася.

(к Глашатаю)
Глашатай! Исполни долг.

Глашатай

Благоволит гражданка
дочь римского сенатора Сорана
Сервилия пред трибунал явиться.

(Из арки выходит Сервилия; на ней длинная туника из грубой ткани, покрывало совершенно скрывает её стан и лицо.)

Соран

О, бедное, о, бедное дитя!

Тразея

Сервилия, друзья твои не дремлют.

Претор

(к Эгнатию)
Отпущенник Эгнатий, подойди.

Эгнатий

(к Сервилии)
Позволь спросить, зачем ты приказала
продать своё приданое? Зачем?
Я помогу и сам тебе отвечу.
Ты продала приданое затем,
чтоб, выручив значительную сумму,
снести её волшебникам и магам.
По наущенью своего отца
ты к ним ходила, совершала чары.
Зачем ты имя кесаря не раз
во время заклинаний поминала?

Претор

Мы ждём ответа.

Сервилия

Консулы и судьи!
Нет, я богов подземных не звала,
и гибели ничьей не замышляла,
и к магам не ходила, а ходила...
к гадальщице, и точно отнесла
её все мои венчальные уборы.
Но если я виновна, осудите
меня одну: отец несчастный мой,
клянусь, не знал доныне о моём
проступке, судьи!

Соран

Сервилия!

Сервилия

Родитель!

Афер

(за сценой)
Претор, претор!
Свидетелей к тебе не допускают.
Вели открыть решётку!

Претор

(к ликторам)
Отоприте!

(Ликторы отпирают решётку; открывается часть форума, заполненная народом, который взбирается на ступени лестницы, сталкивает стоящих на ней преторианцев и теснится у дверей капища. В капище входят Афер, Мелла и Велокс.)

Кто вы такие?

Афер

Римские граждане!
Мы избраны валериевым трибом,
пресветлый, правосудный трибунал!
Дочь римского сенатора Сорана
Сервилия обвинена напрасно;
и вообще мы клятвой утверждаем,
что нет её невинней в целом Риме
и что она достойна быть супругой
такого гражданина, как Валерий.

(Консулы и сенаторы совещаются. Претор торопливо пишет. Эгнатий подходит к нему и что-то шепчет на ухо. Из-под арки в капище входят вооружённые преторианцы и становятся вдоль стен капища.)

Сервилия

(к Аферу)
Благодарю тебя, Фульциний Афер!
Не за себя, за вашего трибуна,
за память о душе его бесценной.

(Плачет.)

Соран

Отец за дочь благодарит.

Тразея

А я за Рим благодарю, граждане.

(Претор встаёт и скидывает с себя претексту.)

Благоволите слушать!

(Читает.)

«Единогласным мненьем трибунала
положено Тразею и Сорана,
бесспорно уличённых трибуналом
в умышленной измене против Рима,
лишить публично римского гражданства
и осудить на вечное изгнанье.
Дочь римского сенатора Сорана
Сервилию, по молодости лет
и по сомненью в важности проступка,
отдать на испытанье на поруки Эгнатию!
Теперь подпишем.

(Вбегает Валерий. За ним идут Цест, Неволея, Антония и толпа народа. Увидев Валерия, Сервилия шатается и падает на руки подоспевшего Сорана.)

Валерий

Veto!

Афер, Велокс и Мелла

Валерий!

Эгнатий

Жив смертельный враг мой! Жив!
Проклятье!

Валерий

Властью римского трибуна
я закрываю заседанье.

(Входит Тигеллин.)

Тигеллин

Что-о?
Трибун! Трибун при кесаре Нероне?

Валерий

Я вам привёз от кесаря посланье.

(Подаёт свиток Претору, который передаёт его квестору. Квестор, консулы и сенаторы читают свиток.)

Тигеллин

От кесаря?

Эгнатий

(про себя)
А, это Мессалина!..

Валерий

На этом кесарь дал мне повеленье
уведомить сенаторов и судей,
что завтра утром он прибудет в Рим.

Народ

Да здравствует божественный наш кесарь!

Претор

Собранье наше кончено, отцы
сенаторы! Мы можем удалиться.

(Уходит, сопровождаемый консулами, сенаторами, Глашатаем, квестором, писцами и ликторами.)

Эгнатий

(к Тигеллину)
Не выпускай Валерия из храма,
вели убить.

Тигеллин

Уж поздно.

(Указывает на окружающую Валерия толпу и уходит.)

Эгнатий

(про себя)
Так я сам...
Пусть разорвёт толпа меня на части,
я не один погибну.

Валерий

Сервилия! Сервилия! Ты здесь?

(Сервилия приходит в себя.)

Сервилия

Валерий... ты... не подходи ко мне,
я так слаба... не подходи ко мне...

(к Сорану)
Пусти, отец, теперь мне стало легче.

Валерий

Сервилия, Сервилия! Твой голос...
Твои глаза?..

Сервилия

На них печать могилы.

Валерий

Сервилия, зачем меня пугать?

Неволея

Сестра моя!

Соран, Тразея и Антония

Дитя моё!

Соран, Тразея, Антония и Неволея

Уйдём скорей отсюда.
Ты отдохнёшь под кровлею родною.

Валерий

Сервилия, зачем терзать мне сердце?

Сервилия

Меня враги уверили, сказали:
пал под рукой убийцы твой Валерий.
Я плакала, и плакала так долго,
молилася, молилась так усердно,
что наконец господь меня утешил.

Неволея

Сестра!

Соран, Тразея и Антония

Дитя моё!

Соран, Тразея, Антония и Неволея

Ты очень нездорова,
тебе покой и сон необходимы,
а здесь такое множество народа.

Валерий

Сервилия! Невеста дорогая!

Эгнатий

Звезда моя, ещё ты не угасла!

Афер, Велокс, Мелла и Цест

Сенат неправ, Сервилия невинна!

Сервилия

Я отдохну, но под другою кровлей.
Валерий, обещай исполнить волю
и просьбу умирающей.

(Берёт Валерия за руку и делает несколько шагов.)

Клянися не мстить моим заблудшимся врагам.

Эгнатий

(про себя)
Она сама его ко мне подводит!

Валерий

Сервилия! Сервилия!

Сервилия

Клянися!

Валерий

Клянусь тебе, Сервилия!

Сервилия

Послушай.
Валерий, я прозрела в новый мир,
узнала силу чудной благодати
и поняла душою просветлённой,
что наши боги тени от пылинок
пред вечным солнцем правды и любви.
Я христианка, да, я христианка!

(Валерий вздрагивает.)

Простясь с тобою мысленно навеки,
я у святого алтаря господня
произнесла обеты посвятить
себя на службу Богу и отречься
от радостей земных и от любви.
Когда ж тебя я снова увидала,
то струны жизни вмиг во мне порвались.
Теперь звучит последняя струна,
и та слабеет... Милый мой Валерий!
Сервилия, поклонница кумиров,
тебя любила сердцем; христианка
тебя душой своей бесплотной любит...
Уверуй, милый, к Богу обратися,
и мы с тобою в небе съединимся.
Я знаю, ты уверуешь, и скоро.
Теперь земное кончено, Валерий!
Дай руку... где ты... где ты, мой Валерий?

(Шатается. Соран и Валерий поддерживают её.)

Афер, Велокс, Мелла, Тразея, Цест, Антония, Неволея и народ

Врача скорей! С ней обморок!

Сервилия

(тихо)
Прости меня, небесный искупитель,
как я прощаю злейшего врага...

(Умирает.)

Валерий

Сервилия, Сервилия, я верю!
С тобою вместе верю!

Соран

Не зови.
Сервилия нас больше не услышит.

Валерий

Меня услышит...

(Выхватывает из-под тоги нож. Тразея хватает его за руку.)

Тразея

Клятвы не забудь.
Где дух её, туда не долетает
душа самоубийцы.

(Валерий закрывает лицо руками и плачет. Эгнатий подходит ближе и смотрит на тело Сервилии.)

Эгнатий

Умерла...
Врагов... меня простила, умирая...
О, горе мне!

(Рвёт на себе волосы.)

Есть всемогущий Бог!
Есть неумытный судия на небе,
защитник добрых и каратель злых.

(Входит Старик.)

Старик

Молись ему, в нём благости нет меры.

Цест и Неволея

Молись ему, в нём благости нет меры.

Старик

Здесь Божий перст, падите ниц пред ним.
Его уразумев, воскликните со мною:
в единого живого верю Бога!

Афер, Валерий, Велокс, Мелла, Соран, Тразея, Цест, Эгнатий, Антония, Неволея и народ

Credo, credo!